Спуск

Немного не совсем радостных новостей, снова касающихся той девы-копейщицы по имени Гвейлен. Рисунок которой двумя постами ниже, да.

На её кинжале было обнаружено затёртое, но всё ещё не до конца, имя. Ezil. И как только мы об этом узнали, у Береники в голове сразу же зазвенел звоночек — а потом и у меня.

Когда-то давным-давно мы просматривали записки безымянной девушке, дочь которой сгорела в пожаре. Угадаете с одного раза? Дочь звали как раз Эзиль.

В такие совпадения я не верю. И потому, будучи под впечатлением, написал коротенький текст. Смотрите сами, короче говоря.

---

Она бежала изо всех сил. Её тяжёлое дыхание оставляло круглые пятна на бесформенных зеркалах — они разбивались от влаги и больно резали ей спину. Гулкое биение сердца не попадало в такт шагов; из-за этого её стопы постоянно сбивались.

  Гвейлен!

Она остановилась и замерла. Израненные ноги будто налились ватой и перестали ощущать что-либо. Похоже, её преследователь сам потерялся в хитросплетении ступеней и стекла.

Она уткнулась взглядом в пол, чтобы не смотреть на свои отражения. Они пугали её; казались неживыми — вылепленными из воска, насаженного на человеческий скелет. Их мёртвые глаза цвета болотной тины следили за каждым её движением.

Лестница впереди была знакомой. Она напоминала ту, которая поднималась от морского побережья и вела по узким улицам к её дому — только эта почему-то спускалась вниз. Тихо выдохнув, она потянулась вверх и коснулась самыми кончиками пальцев её ступеней — и пространство вокруг, сдавленно вскрикнув, рассыпалось. Она полетела в пропасть.

  Гвейлен!

На миг её ослепил яркий свет и чьё-то лицо, обеспокоенно вынырнувшее из полумрака — а потом провалилось обратно в грязно-серый водоворот. Все зеркала исчезли; ровное сияние, лившееся отовсюду, уничтожило тени.

Ступени причудливо извивались и завязывались в рваный узор. Они становились гладкими и плоскими, а потом — острыми и ребристыми, как зубья пилы. Они вели в дома и из домов; они оплетали её и душили своими покрытыми плесенью камнями.

Она побежала, не разбирая дороги. Она не понимала, где право, а где лево, она не различала верх и низ. Единственное, что имело ещё какой-то смысл — это вперёд и назад.

Свет начал мерцать и гаснуть до невыносимой яркости. Темнота вокруг резала глаза и сплеталась в отвратительно плотный туман, заслоняющий дорогу. Она обхватила себя руками — лишь бы не коснуться пальцем сгущающейся плотной массы.

Она замерла. Лестницы повисли над её головой и под ногами, окружили её со всех сторон, образовав ровный квадрат. Между каждыми двумя соседними их ступенями зияли чёрные провалы, из которых медленно всплывали наверх бледно-рубиновые глаза. Они резали её своими мутными зрачками, царапали лицо, расшатывали зубы и выдёргивали их один за другим.

Она обессиленно зарычала и ударила локтями в пол. Разбившийся камень превратился в невесомую мелкую пыль, в промежутки между которой провалилось её тело. Глаза заморгали и растворились в невыносимой белизне, разливавшейся неровными пятнами.

  Гвейлен!

Она приоткрыла веки. Яркое солнце смущённо заглядывало в окно и играло на её лице мелкими бликами. Обожжённая спина невыносимо горела; она застонала от резкой боли и сразу же закашлялась.

— Гвейлен, слава Единому! — раздался сверху и сбоку до боли знакомый голос. — Ты здесь!

Яркое солнце резво пряталось за круглые тучки и смешливо выглядывало из-за них. Дорожки солёной воды на лице немного щипали кожу.